Париж. 1809 год. Город в руках криминала. Жулики, воры и грабители нагоняют страх на добропорядочных граждан, лишая их честно нажитого имущества. Бал правит клан Корню - безжалостное семейство убийцы разбойников. Обычной игрушкой малолетних детей семьи Корню были человеческие черепа и кости, так буквально с пелёнок они готовились к своей будущей профессии. Полиция бессильна навести элементарный порядок.
За дело берётся сам Фуше - министр полиции, гений политического сыска и провокации. Он начинает искать человека изощренного ума и дьявольской интуиции, который бы сумел поставить уголовный розыск на должную высоту. И такой человек не замедлил появиться. В том смысле, что он сам явился в полицию с готовой программой как побороть преступность. Префект Парижа Паскье был немало удивлен той тщательностью, с которой был разработан этот план, но ещё большее удивление у него вызвала личность автора.
Им оказался неоднократно судимый Эжен Франсуа Видок, трижды бежавший из мест заключения. Это какой надо было обладать наглостью, чтобы предлагать себя - человека, мягко говоря, сомнительной репутации - в услуги полиции! Однако, поразмыслив, Паскье принял предложение Видока. Вверх взял здравый смысл, ибо кто же мог знать уголовный мир Парижа лучше, чем уголовник. А Видок знал действительно много. Сидя в тюрьмах, он приобрёл полезные знакомства со многими известнейшими преступниками тех лет. У него была феноменальная память: увидев человека хотя бы один раз, Видок помнил его всю жизнь.
С разрешения министра Фуше, Видок был определен на службу в качестве сыщика. За короткое время он раскрывает несколько громких уголовных дел, пользуясь исключительно информацией от осведомителей из числа представителей преступного мира. Сотрудники уголовного отделения полиции были посрамлены. В 1817 году Видок формирует особую бригаду сыщиков, сплошь составленную из бывших каторжан. Парижане тут же её прозвали "бригада-мобиль" за оперативность, с которой она раскрывала самые запутанные преступления.
Видок в своей оперативной работе руководствовался принципом: "Побороть преступление может только преступник". Под его началом работало 20 агентов. За один только год "бригада-мобиль" арестовала 812 убийц, воров, взломщиков и грабителей. Были ликвидированы притоны, в которые до этого десятилетиями не рисковал войти ни один инспектор. Под корень был истреблен и печально знаменитый клан Корню. Всех взрослых мужчин отправили под топор гильотины, а несовершеннолетних распределили по домам для малолетних преступников.
Секрет необыкновенного успеха Видока на поприще сыска заключался в использовании нестандартных приёмов. Его агенты действовали не силой, а хитростью, тайно проникая в подпольные бордели и игорные заведения, подсаживая осведомителей в тюремные камеры к уголовникам, организуя - когда это было необходимо - побеги заключенных, задействованных в оперативной игре. Теперь это классика криминалистики, а тогда это было внове, и воспринималось в определённых кругах как попрание законов нравственности и правопорядка.
На "Сюртэ" (неофициальное название парижской уголовной полиции) работали извозчики, проститутки, фонарщики, домашние слуги, садовники, почтальоны и консьержки. Агентура Видока была разветвлённой, включая в себя как людей из общества, так и из простолюдинов. Это напоминало рыболовную сеть, наброшенную на столицу Франции. Попасть в неё было очень легко, а вот вырваться практически невозможно. Однако это не означало, что с преступностью в Париже было покончено.
Видок принадлежал к числу крупных воров, «карманных рыцарей", и никогда не забывал о своём тёмном прошлом, предпочитая не ссориться с недавними товарищами по нарам, ставшими заправилами преступного мира. «Бригада-мобиль» сажала за решетку преступников средней руки или совсем обнаглевших, чьи руки были по локоть в крови. Истинные же лидеры подпольного Парижа оставались на свободе, помогая полиции в поимке "отмороженных" бандитов.
Такие дружеские обоюдовыгодные взаимоотношения продолжались до самой отставки Видока в 1833 году, когда новый префект Жиске не захотел мириться с тем фактом, что весь штат сыскной полиции Парижа состоял из бывших заключенных. Тем не менее, практика негласного сотрудничества правоохранительных органов с криминальными авторитетами была сохранена, ибо устраивала всех. Налогоплательщики имели полное право гордиться своей полицией, активно боровшейся с криминалом. Их убеждения умело поддерживались самой "Сюртэ", распространявшей легенды о своём всемогуществе и всеведении...
Часть 2. По-российски.
Санкт-Петербург. Середина XIX-го столетия. Столицу российской империи захлёстывает волна уголовщины. Преступность обретает организацию, особый кодекс поведения "деловых людей" и свой тайный воровской язык, представлявший собой смесь языка офеней, бурлаков и низовской вольницы. Появляются новые профессии: хомутники (душители), самородки (взломщики несгораемых сейфов), фармазоны (продавцы стекла под видом бриллиантов), паханы (скупщики краденного), халтурщики (квартирные воры) и прочие другие.
Ответом государства стало учреждение сыскной полиции. Случилось сиё знаменательное событие в 1842 году, а до этого розыском занимались обыкновенные приставы с помощью всякого рода сброда, имевшего о полицейском дознании самые смутные представления. Анархии пришел конец. В крупных городах Российской империи при канцеляриях обер-полицмейстеров были образованы сыскные конторы во главе с чиновниками, съевшими в этом деле собаку.
В Петербурге лучшим сыскарем по общему признанию был Карп Леонтьевич Шерстобитов. "Русский Фуше" и вправду был незаурядным человеком. Родом из крепостных кантонистов, долгие годы служил фельдшером в кронштадтских госпиталях, имея дело с клизмою и бинтами. Зауряднейший, на первый взгляд, чиновник страсть между тем к сыску имел небывалую. Она-то и способствовала его стремительному продвижению по служебной лестнице.
А началось всё банальнейшим образом: у брандмайора Орловского украдены были злоумышленниками сапоги, и нашел их именно Шерстобитов. За инициативность и удивительный нюх определили его в канцелярию обер-полицмейстера Санкт-Петербурга. Метода Шерстобитова основывалась на простом правиле: «Попадёшься - возьмём, прикажут – разыщем». Без высочайшего наказа никаких действий он не предпринимал. Потворствуя мелким ворам, карманникам и нищим, Шерстобитов с их помощью отыскивал особо опасных преступников. Способ Видока работал и в России, с одной маленькой оговоркой - отечественные сыщики имели в своём распоряжении большее количество рычагов воздействия на подозреваемых. Телесные наказания в России сподобились отменить лишь в 1863 году, а значит 21 год наши славные правоохранительные органы могли без всякого зазрения совести выколачивать из свидетелей и обвиняемых нужные им сведения "методами физического воздействия". Проще говоря - мордобитием и поркой.
Подобным методом частенько грешили городовые, производившие сыск на местах. Принимались в городовые обыкновенно дядьки дюжие, представительные. И служили они в своих участках и околотках десятками лет. Людей в округе знали по-фамильно, и авторитет посему имели непререкаемый. Чуть что не так могли и по физиономии съездить, потому как при исполнении. Одним из таких легендарных московских городовых был Ф.И.Рудников. Сухаревская шпана откровенно боялась его, а "иваны", убежав с каторги, первым делом шли к нему на поклон, считая справедливым человеком. Рудников отслужил на Хитровом рынке без малого 25 лет, и только потому не был убит, что по всякой мелочи в дела уголовников не лез. Сам жил и другим позволял жить...
На Сухаревке промышлял умнейший старик А.М.Смолин. В Москве он был известен как "сухаревский губернатор". Самые изворотливые дела распутывались им с легкостью необыкновенной. Главными информаторами Смолина являлись шулера, которые за покровительство "губернатора" сдавали проштрафившихся налётчиков и фальшивомонетчиков.
Власть ценила своих церберов. Того же Шерстобитова несколько раз премировали крупными денежными суммами, он был награжден орденами Станислава, Анны и Владимира, выслужившись к концу жизни до чина надворного советника (подполковника) и потомственного дворянина. Немногие могли похвастаться такой успешной карьерой. Быть может, разве что Иван Дмитриевич Путилин, дослужившийся с ничем не примечательного канцеляриста (ходили слухи к тому же и нечистого на руку) до начальника всей Петербургской сыскной полиции. Он стал последним "карманным рыцарем" на столь высоком посту. Время сыскарей старой школы безвозвратно уходило. На смену им шли молодые криминалисты с университетским образованием. Личные связи в преступном мире уступали место бертильонажу, отпечаткам пальцев и фотографическим карточкам. Сыщики перевооружались технически, обретая современный вид, но и преступники не сидели сложа руки. Противостояние приобретало новые формы...