Задолго до Жириновского гордилась земля русская людьми особенными, имя которым - чудодеи. Знать благодатна эта часть суши, если и гениев немерено, и дураков не считано. Причем таких, каких больше нигде не встретишь. И что странно - чем незаурядней человек, тем неопределённей в его поступках граница, отделяющая здравый ум от бестолковщины и дури. В сочетании несовместимого, по-видимому, и заключается трагикомизм русской истории.
Склонность к дурачествам заложена в характере русского человека. Трудно ему контролировать свои чувства, особенно когда их много и все они разные. Свидетельство тому - многовековая летопись самодурства...
Читателю желателен пример? Пожалуйста. Светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин. Президент Военной Коллегии, генерал-фельдмаршал, екатеринославский, таврический и харьковский губернатор. Государственный деятель равный, быть может, только Петру по грандиозности замыслов и результатам практической деятельности. При всем при этом - развратник, казнокрад, завистник и сумасброд великий. Талантище и самодурище в одном славном, блистательном лице.
Благодаря его чудачествам русский язык обогатился выражением "потемкинские деревни". Он был не первым, кто пустил пыль в глаза, но ремесло надувательства именно Потёмкин довёл до совершенного искусства. Во время знаменитого путешествия Екатерины-2 по югу России стараниями многотысячной команды светлейшего буквально за недели были созданы шумные города, которых до этого никто не видел, сооружены великолепные сады и устроены прекрасные дороги. Инспекционная поездка государыни обошлась казне в 15 миллионов рублей (тогда как на весь флот российский тратилось каких-то 3 миллиона). Двор был восхищен, матушка-императрица изумлена, а европейские наблюдатели посрамлены. Разве такие оценки не стоили потраченных денег?
Пик активности шалопайской натуры светлейшего пришелся на 1788-91 годы, в самый разгар русско-турецкой войны. Здесь душа Потемкина разгулялась на славу. В его Ставке главнокомандующего штабные генералы соседствовали с шикарными куртизанками, а французские аристократы с малороссами. Портные за хорошо сшитую одежду сразу же получали патент на офицерский чин. Ради капризов гостивших в Ставке дам фельдмаршал выписывал с фельдъегерями разные гастрономические диковинки: икру с Урала и Каспия, трюфели из Перигё, макароны из Милана и каплунов из Варшавы.
В шести вёрстах от Ясс для светлейшего и его многочисленных метресс был выкопан прекраснейший подземный дворец с комнатами для отдыха и увеселений. Не были забыты и солдаты. Специально для них из Прибалтики огромными обозами привозили целебный рижский бальзам, и согревавший не хуже тулупа, и лечивший лучше тогдашних костоправов-докторов. С таким фельдмаршалом воевать было не скучно...
Добродетелями таких сумасбродов, как Потёмкин, Россия возвеличивалась, а пороками их прославлялась. Григорий Александрович был, безусловно, очень ярким эксцентриком, но далеко не единственным. По бесшабашности и безрассудству с ним запросто мог поспорить другой великий оригинал 70-х годов восемнадцатого века П.А.Демидов. Внук того самого Никиты Демидова, что застроил Урал заводами. Москву веселил и потешал этот богатейший чудодей, как заправский скоморох. Закатывал пиры, на которых от чрезмерного усердия до полутысячи мужиков за одну ночь "давали дуба".
Себе на потеху, другим на удивление выезд выдумал: в одной упряжке шли рысаки-гиганты и крошки-ослы, а форейторами были громадный верзила и миниатюрный пигмей. Выездные лакеи эпатировали зевак странным смешением деталей одежды: их костюм представлял собой две половинки, одна из которых была сшита из парчи и бархата, а вторая - из дерюги и холстины. Левая нога каждого лакея украшалась шелковым чулком и стразами, а правая - онучами и соломенными лаптями. То-то смеху было.
Верхом же чудачества Демидова считалась история, когда Прокофий Акинфиевич пожелал прокатиться жарким летним деньком на санях. Желание хозяина - закон, и вот по этому случаю скуплена вся соль в Москве, засыпаны три версты дороги до дома чудаковатого миллионера. Прокатившись всего лишь раз, Демидов после подарил сбежавшемуся поглазеть народу всю рассыпанную по земле соль. Царский подарок, зная тогдашние цены.
Гораздо меньше известна его благотворительная деятельность. На пожертвования Демидова были основаны Воспитательный дом для сирот и Московское коммерческое училище.
Это одна сторона самодурства, скажем так, эпатажно-воспитательная. Вот вам другая,"куртуазно-просветительская". И первым среди сумасбродов этой формации должен по праву считаться бездарнейший поэт-графоман, насильник междометий Н.Е.Струйский. Бесцветнейшее существо, однако же умудрившееся попасть в анналы Истории. Сумасшествие к стихосложению способствовало созданию в его имении, Рузаевке, одной из лучших в Европе типографий. До сих пор непонятно как Струйскому удалось организовать в глухом уезде Пензенской губернии столь совершенное производство. Безвестные крепостные мастера по прихоти хозяина создавали щедевры полиграфического искусства: книги печатались на александрийской бумаге, атласе, шелках, набирались уникальными, выполненными только в единственном экземпляре шрифтами. Рузаевские издания приносили в дар иностранным делегациям, вызывая у них неподдельный восторг и плохо скрываемое восхищение...
К вящей радости Струйского, и к большому несчастью для тех, кто эти уникумы печатал. Надо ли говорить, чем грозила им малейшая опечатка или лишняя черточка на гравюре,- жесточайшей поркой. Так, с розгой в одной руке и с томиком Вольтера в другой просвещали.
По подобному же примерно пути развивался "талант" князя С.Г.Волконского, ещё одного оригинала русского типа. Получив в сражении при Мачине сильнейший сабельный удар в голову, бравый генерал вынужден был оставить военную службу из-за неожиданно открывшихся странностей характера. Назначенный генерал-губернатором в Оренбург, князь Волконский в полной мере сумел реализовать свои наклонности, насильно заставляя местных мусульман еженедельно слушать старинную итальянскую музыку (!), приобщая их таким замысловатым образом к традиционным ценностям европейской культуры.
Музыку боготворил и граф П.М.Скавронский. Завидный молодой человек и не без заходов, как сказали бы теперь. Считал себя необыкновенно талантливым певцом и гениальным композитором, что можно было бы простить, обладай он хоть какими-нибудь способностями. С течением времени страсть к инструментальной и вокальной музыке дошла у Скавронского до того, что прислуга не имела права разговаривать с Его сиятельством иначе как речитативом. Выездной лакей приятным сопрано докладывал меломану-графу, карета подана. Метрдотель бархатным баритоном извещал, что стол накрыт, и даже кучер осведомлялся о приказаниях барина могучим протодьяконовским басом.
На случай торжественных приёмов у прислуги имелись арии, так что, казалось, приёмы проходили не во дворце, а на оперной сцене. Вдобавок ко всему беседа Скавронского с гостями также строилась в форме вокальных импровизаций. Поневоле посочувствуешь гостям, принимая во внимание полнейшее отсутствие слуха и голоса у хозяина дома...
И, в довершении коллекции, позвольте представить самого жалкого и никчемного самодура: обер-полицмейстера Санкт-Петербурга Никиту Ивановича Рылеева. Харизматическая личность! Человек, исключительно преданный государственным интересам, но до крайности ограниченный. Прославился в правление Екатерины-2 своим приказом жителям столицы, чтобы они загодя, а именно за 3 дня, извещали полицию, коей он был поставлен руководить, у кого в доме случиться должен пожар...
Другой случай выказать дурь свою представился Никите Ивановичу, когда матушка-государыня распорядилась сделать чучело из околевшей любимой собачки своей, Томсона. Получив указание, Рылеев, не долго думая, отправился к известному банкиру Томпсону и велел тому тотчас же, не прекословя, исполнить высочайшее повеление императрицы - то есть отдать себя на растерзание чучельникам. Банкир оказался не робкого десятка, и потребовал объяснений. Только тогда всё и выяснилось. Стоит ли говорить, что стало бы с Томпсоном, если бы он не настоял на расследовании. Быть ему чучелом, да бог миловал.
Воистину:"Дуракам закон не писан; если писан, то не читан; если читан, то не понят; если понят, то не так". Это было бы смешно, когда бы не было Рылеевых так много. Дело их живёт, и с каждым годом приумножается. Быть на Руси самодурству вечно!