Я страстию к тебе пылаю,
Твои оковы я ношу,
Тебя люблю и обожаю
И сердце в жертву приношу...
Примерно в таких выражениях происходило объяснение в любви году в 1764-м. Молодой человек, написавший эти стихи, мог посвятить их только своей нареченной невесте. Представить себе, чтобы юноша приличного воспитания называл предмет своей любви так фамильярно, было практически невозможно. Это позволялось в редких случаях, например, после помолвки, и уж, во всяком случае, не на людях. В обществе было принято обращаться и к старым, и к молодым одинаково любезно - на "вы". Один из знаменитых вельмож 18-го века, граф Н.П.Панин, даже письма свои нежно любимой невесте подписывал не иначе как "С неограниченной преданностью, любезнейший и драгоценнейший Ваш друг, граф Никита Петрович". Это считалось признаком хорошего воспитания...
Галантное обхождение предполагало особый стиль поведения. От молодого человека требовались недюжинные способности литературно изъясняться и быть завидным кавалером. Последнее подразумевало умение прилично одеваться, мило болтать о пустяках, а также наличие основательного капитала. Причем деньги являлись далеко не самыми главными в этом куртуазном списке добродетелей.
Чувствительность почиталась в ту пору величайшим сокровищем мира. Женщины приходили в трепет, когда их кавалеры от избытка чувств падали в продолжительные обмороки. Изнеженные существа мужского пола заполонили петербургские гостиные, наполнив их сонетами, эротидами, пасторалями и ни к чему не обязывающей болтовнёй. Их девизом были слова Людовика-XV, провозгласившего, что "женщину можно ударить только цветком". Искусство любовного обольщения было доведено ангелами в лосинах до совершенства...
Важное место в соблазнении прекрасной половины отводилось умению одеваться. Петербургские щеголи внимательнейшим образом следили за парижской модой. Нежно-пастельных цветов кафтаны сменялись атласными камзолами, банты уступали место тесным галстукам, парики то раздавались вширь, то съеживались до размеров короткой стрижки. Куаферы изощрялись в выдумках, дабы придать головам петиметров изысканный вид. Парики украшались локонами, завивались в тупеи, посыпались разноцветной пудрой. Особый блеск придавали бриллиантовые серьги в ушах и огромные перстни на пальцах. Чем знатней и состоятельней был щеголь, тем больше на его одежде блистало драгоценных камней. Молодые люди и в самом деле были "блистательными". Они сверкали всеми цветами радуги...
Но, если со вкусом одеться и модно причесаться, можно было научиться, то вот с остальным набором искусного кавалера возникали серьёзные проблемы. Особенно это касалось умения изящно выражать свои неразделённые чувства, потрясая женскую половину легкостью языка и отточенностью мысли. Удавалось это не всем. Косноязычие некоторых супирантов-"воздыхателей" рождало истинные "шедевры" вселобзающей поэзии, вроде такого:
От любви ея зараз
Вскрылась бездна,
Мне любезна
Сеть раскинула из глаз.
Ты мной вздохнёшь,
Как заблекнешь,
Не познав любови глас.
Вероятно, именно по поводу таких "ушибленных" поэзией авторов Ломоносов обронил фразу: «Музы не такие девки, которых завсегда снасильничать можно..."
С приходом к власти Екатерины-2 бешеной популярностью вдруг начали пользоваться мужчины противоположного склада - здоровущие парни с кулаками размером с арбуз, кровь с молоком и водкой. Вес осьмнадцатый, не будем забывать,- бабий век, когда женщины две трети столетия правили Россией, выбирая фаворитами крепких телом лейб-гвардейцев. Нежностей они не говорили, на клавесинах не музицировали и под окнами своих пассий не стояли. Ничего не боясь, эти молодцы нагло лезли в окна или шли напролом через парадные двери. За такие вот кавалерийские набеги они получили славное имя "партизанов". Столичные франты были посрамлены. На долгие 20 лет в петербургском свете воцарились брутальные питомцы гвардейских казарм, исключительные волокиты. Кстати говоря, слово волочиться считалось тогда вполне приличным, соответствуя современному понятию ухаживать...
Хотя ухаживать новоиспеченные кавалеры особенно не собирались, считая это пустой тратой времени. Тогда как воспитанные молодые франты преподносили дамам своего сердца любовные мадригалы и милые безделушки (вроде сахарных яиц с шелковыми чулками внутри), партизаны запасались склянками со шпанскими мушками - средством сродни теперешней виагры. Московские газеты возмущались: «Ни один кавалер уже не говорит о красоте плеч или бюста; кто желает оказать даме учтивость, тот хвалит формы её нижних частей...»
Распущенность действительно превзошла все допустимые границы. Подумать только, столичные повесы стали вымещать свои неудачи, наказывая непокорившихся красавиц чересчур навязчивым вниманием, которое выражалось тем, что к дому жертвы на ночь высылалась карета. Соседи делали нелицеприятный вывод, и вот уже о несчастной распространялись грязные слухи. К вящему удовольствию, с позволения сказать, "шутников". Впрочем, таких повес было немного...
Дамское общество, за благосклонность которого бились и щеголи и партизаны, отнюдь не оставалось в стороне. Здесь кипели свои нешуточные страсти, столь же жаркие, сколь и непримиримые. Лучшие женщины обеих столиц упорно сражались за право называться первыми красавицами Российский империи. Полем битвы являлись маскарады, куртаги и балы. Именно в этих увеселительных местах дамы "освобождались от оков этикета и вполне предавались веселости и даже шалости".
Прежде всего, в бой пускалась тяжёлая артиллерия - наряды. Они должны были поразить взор мужчин элегантностью покроя и глубиною декольте, а вероятных соперниц - качеством материала и обилием драгоценностей. Названия модных цветов платьев звучали как сладостная музыка: «цвет приглушенного вздоха», «совершенной невинности», «томной улыбки». Экзотичней были, пожалуй, только названия женских причесок: «А-ля-бельпуль», «расцветающая приятность», «раскрытые прелести» или «прелестная простота».
Некоторые из причесок возвышались над головой более чем на аршин, представляя собой то трехмачтовый парусник, то крепостную башню с пушками. Можно представить, какое это было мучение двигаться по залу, кланяться и танцевать, когда ни повернуться толком - не дай бой, парусник оторвётся, ни присесть на стул - обручи под юбкой мешают...
Все жертвы - ради красоты, а все страдания - для бессердечных и обольстительных мужчин. Как ни покажется забавным, эталон женской красоты определялся не мнением сильной половины, а высочайшим наказом матушки-императрицы. Звучал он следующим образом: «Дамы плечистые, лицом благоприятные. Бюст возвышенный обязан опираться на массивный пъедистал, под которым располагаться должен не менее внушительный фундамент».
Простенько и со вкусом. Что тут началось! Худые тотчас же бросились набирать вес, в экстренных случаях заменяя природную полноту ватой, а толстушки - бороться с разросшимся "фундаментом".
Проблемы с излишним весом разрешались в те времена чрезвычайно просто - надо было чаще, всего-навсего, танцевать. А именно: полонез, променад, алман, галоп, котильон, минуэты. Неделя неистовых галопов заменяла любую диету. Для лёгкости шага в танце специально натирали пятки горьким миндалём. Средство безотказное и проверенное: козочками прыгали даже самые неподъёмные барышни.
Следует сказать, что существовали обязательные для всех правила, исполнять которые следовало неукоснительно. Даме было неприлично являться в общество, не нарумянившись. Надобно было раскрашиваться до того, чтобы природные черты лица совершенно скрывались под слоем грима. Иногда дамы сурьмили брови так неловко, что одна бровь была толще, выше или ниже другой. Немногие могли себе позволить совсем не пользоваться косметикой - разве что совсем юные девчушки, только начинающие выезжать в свет. Условностей было множество. Так, позволить мужчине нести шляпку считалось равносильно самому жгучему поцелую. Это превосходило все границы приличия...
Были у прекрасного пола и свои дурные привычки. Например, мода нюхать табак. Даже шестнадцатилетние красавицы не отказывались от удовольствия попудрить носик понюшкой ароматного зелья. Табакерки носили романтическое название "кибиточки любовной почты". Название это произошло от обычая кавалеров класть во время нюханья табака любовные записки...
В числе предметов первой необходимости светской дамы были и коробочки с наклейками-мушками, дававшие возможность говорить, не открывая рта. Язык мушек, то есть определённое их размещение на лице, являлся особым любовным арго, доведённым до совершенства. Мушки имели разные названия, смотря по своей форме и по той части тела, на которую налеплялись. Мушка в виде звездочки на середине лба называлась "величественною", на виске, у самого глаза - "страстною", на носу - "наглою", на верхней губе - "кокетливою". С помощью этих вырезанных из тафты крошечных фигурок легко можно было интриговать, кокетничать или показать свою абсолютную неприступность. Смена одной мушки на другую происходила в считанные секунды. Опытные кокетки для обозначения томности сладострастной подводили также на висках голубые стрелки. С таким жгучим макияжем следовало отправляться на пылкое свидание.
Мужчины и женщины спешили насладиться молодостью и красотой. Матроны стыдились своих мужей, а мужья флиртовали напропалую, не упуская случая завести связь на стороне. Они как будто чувствовали, что им отмерены последние мгновения. Время безрассудных рыцарей и меланхоличных девиц, утонченных развратников и бесстыдных куртизанок безвозвратно уходило. Любвеобильный восемнадцатый век сменяла новая эпоха, не менее блестящая, но не столь чувствительная и сентиментальная. Женщины продолжали царствовать, но уже не требовали обожания. Наступала пора скучных и вялых любовных романов...