Невероятному мужеству пациентов,
терпевших адовы муки, и самозабве-
нию врачей, мучивших во славу науки
несчастных больных посвящается...
Баллада о великомучениках-больных
и эскулапах-"гумманистах"...
"Господь Бог сделал ошибку",- полагал Марк Твен, - «не предусмотрев для человека запасных частей». Оплошность Всевышнего взялись исправлять люди исключительно гуманной профессии - врачи. Путём проб и ошибок они учились искусству продлевать жизнь, продолжая мысль М.Твена - восстанавливая и ремонтируя вышедшие из строя части тела. Вот только подопытными кроликами докторов и лекарей были пациенты. О бедолагах, страданиями своими двигавших научный прогресс и будет наш скорбный рассказ...
Г Л А В А 1. Ab ovo ("от яйца", или с чего всё начиналось).
Если верить греческим мифам, первым врачом был сын бога Аполлона Асклепий (Эскулап). Именно от него вели своё происхождение все знаменитые греческие врачи, включая Алкмеона Кротонского - основателя медицины как таковой. Пытливой энергии эллинов человечество обязано рождению хирургии - "рукодействия". Во времена Гиппократа, то есть 2500 лет назад уже производили трепанацию черепа, проколы полостей, ампутации. Врачи священнодействовали, возвращая больным утраченное здоровье, уподобляясь Олимпийским богам.
Поразительно, но на заре цивилизации хирурги применяли первые обезболивающие препараты. Их изготавливали из трав, кореньев и листьев в виде настоев, отваров и "сонных губок", которые пропитывались соком мандрагоры, красавки, опия, индийской конопли, белены и цикуты. Намоченная в теплой воде и подожженная губка служила источником паров, вдыхание которых усыпляло больных. Знания греков и римлян в анестезиологии были превосходными, чего нельзя сказать о способах лечения заболеваний.
Открытые раны прижигались раскаленными палочками или известью в смеси с индийским перцем. Особого вреда, конечно, это не приносило, но боль вызывало непереносимую. Врачи того времени пользовались непререкаемым авторитетом: их вердикт не подлежал обсуждению. Что эскулап прописал, то и следовало исполнять неукоснительно. Вот с этим-то и возникали проблемы. Например, египетские врачи при зубной боли советовали прикладывать к десне живую мышь, исключительно на том основании, что у этого зверька необычайно крепкие и здоровые зубы. Плохо представляю себе, как исполняли это предписание лекаря женщины. Недюжинной надо было обладать смелостью, отвагой, чтобы согласиться взять в рот это хотя и симпатичное, но всё-таки своенравное создание. О брезгливости даже не говорю - её быть не должно было вовсе.
Более цивилизованные римляне при зубной боли смазывали больное место оливковым маслом, в котором были предварительно сварены земляные черви. Рецепт, прямо скажем, на любителя. При подагре врачи сажали своих пациентов на свежевыловленных скатов, взбадривая их разрядами "живительного" электрического тока.
Для лечения запоров - имевших место и в те достославные времена - римские лекари использовали - бог им судья! - перья фламинго, вымоченные в оливковом масле. Воткнул пёрышко куда надо, покрутил его в разные стороны и бегом до судна. Просто до гениальности: слабительное с доставкой по адресу!
Для тех "крепких орешков", то бишь кишечников, коим перо фламинго облегчения не приносило, был специально предусмотрен метод "ртутных клизм": больному давали выпить изрядную порцию жидкого металла. Своей тяжестью ртуть пробивала самые непроходимые заторы, избавляя страждущих от одного несчастья и попутно награждая другим - интоксикацией организма. Способ этот был достаточно эффективным, но очень дорогостоящим: позволить его себе могли лишь только очень состоятельные люди.
Параллельно с терапевтическими средствами развивались и хирургические. Врачи античности были пионерами в ампутациях, вправлении вывихов, операциях по удалению камней из мочевого пузыря, лечению переломов костей. Несмотря на примитивность инструментов, они многое умели и многому бы научились, когда б не варвары. Увы, медицинские знания античности - особенно в области обезболивающих препаратов и кровоостановки - были безвозвратно потеряны в смутное время, когда Римская империя пала, и полчища гуннов прошлись по Европе, сметая всё на своём пути. Наука была отброшена на несколько столетий назад, практически к своим истокам. Понадобилось без малого 10 веков, чтобы вернуть медицине её прежний авторитет и уважение...
Г Л А В А 2. Как ремесленники стали докторами.
В Средние века искусство врачевания оказалось разделённым на две противоборствующие части: собственно, на медицину - науку ученых мужей, и хирургию - жалкое ремесло банщиков и брадобреев. Медицина 12-17 вв. была страшной. Врачи той эпохи не имели никакого представления о причинах возникновения и ходе развития заболеваний, объясняя их тем, что казалось самым очевидным. Туберкулёз относили и к чахотке, и к золотухе. При постановке диагноза врач ориентировался, прежде всего, на ведущий симптом заболевания. Диагноз "лихорадка" мог включать и малярию, и аллергию, и меланхолию кишечника, под "горячкой" понимали и сепсис, и пневмонию, "падучая" могла быть и хореей, и эпилепсией. Ещё большее количество заболеваний объяснялись терминами "гнилокровие" и "умалишение".
Постепенно в медицине утвердилась теория "символов", гласившая, что форма растений соответствует какому-либо органу человеческого тела, позволяя использовать его для лечения конкретного заболевания. Укоренилось представление, что растение может исцелить тот орган, на который оно внешне похоже - принцип, легший в основу гомеопатии,"подобное подобным". Так, лобарию легочную, внешне напоминающую строение легкого, применяли при лечении болезней легких; уснею, бородатое слоевище которой имеет сходство с волосами, использовали для лечения облысения; жёлто-оранжевая ксантория почиталась как лучшее средство от желтухи. При чахотке прописывали курение табака - и то, и другое вызывает кашель. Гомеопаты, прости господи!
Скудость знаний подразумевала и скудость терапевтических приёмов лечения, за свою беспощадность получивших название "драстических" (в переводе с латыни: «резких», «сильных»). Подозревая "гнилокровие", и даже не потрудившись проверить верность этого диагноза, врач Средневековья первым делом считал необходимым "отворить" испорченную кровь: обильными и частыми кровопусканиями больных доводили до обмороков и истощения.
"Несварение в желудке" бакалавры от медицины лечили тем, что прописывали в лошадиных дозах рвотные и слабительные препараты, обезвоживая организм до крайней степени. Не сладко приходилось и больным лихорадкой, которым назначали кислоты и обёртывание холодными простынями. Хуже всего было душевнобольным. Их заковывали в цепи и изгоняли "бесовское наваждение" деревянными палками, безжалостно избивая во время припадков.
Один внешний вид профессиональных врачей чего стоил: в Италии 15-го века они облачались в специальные маски из левантского сафьяна с длинным носом, изнутри набитым благовониями, и глазами из горного хрусталя, светившимися в темноте. Исчадие ада, вырвавшееся из преисподни, да и только. Неудивительно, что врачей обходили стороной, предпочитая с ними не связываться...
Не менее страшной была хирургия - эта презираемая падчерица официальной медицины. Вплоть до 18-го столетия она считалась мужицким искусством, не достойным ученых мужей. В стародавние времена величались хирурги "косторезами", и боялись их страшно. А всё потому, что считались ими и брадобреи, и овечьи пастухи, и цирюльники. Любой умевший стричь людей и пускать кровь литрами автоматически зачислялся в славную когорту хирургов. Главное было не бояться крови и иметь сильные руки. Опыт же приходил с практикой.
Больные или поправлялись, подтверждая профпригодность лекарей-шарлатанов, или отправлялись в мир иной, свидетельствуя о неизлечимости заболевания. Методы же были живодёрские! Особенно славились жестокосердием военные хирурги, на Руси известные под именем "раневых врачей". Тяжелые нагноения огнестрельных ран с позиции тогдашней науки объясняли они отравление раны порохом. Для борьбы с этим отравлением раны выжигали калёным железом, заливали кипящим маслом и даже очищали механически - скребли!
Набору полкового цирюльника позавидовал бы любой палач инквизиции. Огромные мясницкие ножи, двуручные пилы для ампутаций, прыскалки (шприцы), шкворни для раноприжигания, пулеискатели - металлические штыри с зажимами на конце, молотки и коловороты - для трепанации черепа, плоскогубцы - для выдёргивания пуль из костей, шила для нарывопротыкания.
Слабостью армейских хирургов были ампутации. Чуть что не так, какое недомогание,- сразу под нож. И никаких обезболивающих. Только кружка рома и прочные веревки, дабы привязать нестойкого к боли пациента к доске. Слабонервным всовывали ещё и кляп в рот, но настоящие "косторезы" его игнорировали. Это тем более удивительно, что медицина уже знала опий, однако в качестве анестезика его так и не додумались применить. Все без исключения операции проходили без наркоза. В это трудно поверить, но это так. Каким нужно было обладать мужеством и терпением, чтобы перенести жуткие страдания!
Г Л А В А 3. Покой нам только снится.
Официальная медицина долгие годы игнорировала хирургию, и человеком, кто вернул её в число "благородных занятий" стал Амбруаз Паре. Великий подвижник и выдающийся хирург в одном лице. Ему удалось переломить недоверие врачей к презренному искусству хирургии. Именно он заменил бытовавший прежде варварский способ лечения ран кипящим смолистым раствором приложением масла и яичного желтка и чистой ткани. Вместо прижиганий, перекручивания и сдавливания сосудов Паре предложил лигатуру, чем спас немало жизней.
Благодаря авторитету Паре - "первого хирурга Франции" - хирургия из вечно отверженной стала всеми желанной, превратившись из гадкого утенка в прекрасного лебедя. Уже к концу 18-го века появилось поколение врачей, не признававших никаких других методов лечения, кроме оперативного вмешательства. Только операция могла спасти человека от болезни, считали они, беря в руки отточенный скальпель.
Господствовавшее прежде мнение, что лучшим лекарством является приём возбуждающих средств, уступило место кровопусканию. Данный метод "лечения" получил название буссеизма в честь отца-основателя Франсуа Буссе. По остроумному замечанию современников, система Буссе стоила миру больше крови, чем все наполеоновские войны вместе взятые.
Боль считалась неизбежным спутником хирургического вмешательства, и её просто старались не замечать. Парадоксально, но лучшие хирурги Европы начала XIX-го века - Руст, Грефе, Диффенбах - почти не знали анатомии, оперируя вслепую, в основном полагаясь на интуицию, опыт и технику. Из-за элементарного незнания анатомии, которую между собой называли «трупораздиранием », они частенько попадали впросак.
Оказаться на столе у хирурга классической школы было ничуть не лучше, чем попасть в преисподнюю. Больные зачастую умирали во время операций от болевого шока. Виной тому была излишняя дотошность и медлительность врачей. Непримиримым противником скоростного метода оперирования был немецкий хирург Текстор. Он подходил к операции с чрезвычайной осмотрительностью, вымеривая каждый свой шаг. Больные от боли сходили с ума, а педантичный Текстор продолжал неспешно своё дело, не обращая на муки пациентов никакого внимания. Студенты-практиканты приходили в ужас, когда им доводилось присутствовать на его операциях. Скальпель Текстор вводил в тело, словно он не резал, а ковырял ткани, очень медленно и педантично. Под аккомпанемент истошных рыданий и леденящих кровь криков.
Но были и счастливые исключения, вроде «хирурга-молнии» профессора Лагенбека. Его называли виртуозом скальпеля. Он резал изумительно точно, артистично и ошеломляюще быстро. Плечевой сустав Лагенбек удалял менее чем за 3 минуты – в одиночку! Хирурги гордились количеством ампутаций, как ветераны боевыми орденами. Недосягаемым рекордсменом считался барон Жан Доминик Лоррейм – главный хирург французской армии. Только в одну ночь после Бородинской битвы он сделал 200 ампутаций! Сколько же всего барон произвёл их за свою долгую жизнь – не знал даже сам Лоррейм, но, несомненно, больше полутора тысяч…
Всё ничего, но вот одолеть главного врага медицины – боль – не удавалось. Страдания больных никак не уменьшались. Пока хирургия изощрялась в разработке сложнейших операций и соответствующего инструментария, анестезия оставалась всё такой же примитивной, как и на заре цивилизации. Казалось, наука бессильна разрешить проблему обезболивания, но 16 октября 1846 года была проведена первая в истории операция под наркозом. Больного усыпили парами эфира, и сделал это хирург Мортон. Это была одна из самых блистательных побед медицины, и её значение тем более ценно, что оно непреходяще во времени. Правда, потребовалось ещё несколько лет, чтобы наркоз получил всеобщее признание. Главное было сделано: на операцию перестали смотреть как на пытку, тем самым развязав хирургам руки. В операционных палатах воцарилась тишина…